Ушаков происходил из посадских людей и, по-видимому, очень рано получил основательную подготовку к своей специальности, так как, будучи всего 22-х лет от роду, был принят в царские «жалованные» (то есть получавшие постоянное содержание) мастера Серебряной палаты при Оружейном приказе. Здесь прямыми его обязанностями было «знаменить», то есть делать рисунки для разных предметов церковной утвари и дворцового обихода, преимущественно для золотых, серебряных и эмалированных изделий, расписывать знамёна, сочинять узоры для рукоделий, чертить карты, планы и т. д. Усердно исполняя подобные работы, он писал, кроме того, образа для двора, церквей и частных лиц, причём приобрёл вскоре известность лучшего на Москве иконописца.
С переводом Ушакова на службу из Серебряной палаты в Оружейную, в 1664 г., круг его деятельности расширился, а слава возросла ещё более: он стал во главе прочих царских мастеров, образовал целую школу иконописцев, пользовался милостями царя Алексея Михайловича и его преемников на престоле, исполнял всяческие их поручения по художественной части и до самой своей смерти жил в довольстве и почёте.
Симон Ушаков. Икона «Древо государства Российского»
Икон, писанных Ушаковым, дошло до нас довольно много, но большинство их искажено позднейшими записями и реставрациями. Как на сохранившиеся лучше других и особенно любопытные, можно указать на иконы: Благовещения, в которой главное изображение окружено композициями на темы акафиста Пресвятой Богородицы (находится в церкви Грузинской Божьей Матери, в Москве), Владимирской Богоматери с московскими угодниками (там же), святого Феодора Стратилата (у могилы царя Фёдора Алексеевича, в Архангельском соборе), Нерукотворного Спаса (в соборе Троице-Сергиевой лавры), Сошествие Святого Духа (там же) и на икону-портрет царей Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича (в Архангельском соборе). Эти произведения, равно как и другие работы Ушакова свидетельствуют, что он был человек весьма развитый по своему времени, художник талантливый, прекрасно владевший всеми средствами тогдашней техники. В отличие от принятого в то время правила «писать иконы по древним образцам», Ушаков не относился равнодушно к западному искусству, веяние которого вообще уже сильно распространилось в XVII веке на Руси. Оставаясь на почве исконного русско-византийского иконописания он писал и по древним «пошибам», и в новом так называемом «фряжском» стиле, изобретал новые композиции, присматривался к западным образцам и к натуре, стремился сообщать фигурам характерность и движение. В круг занятий Ушакова входило изготовление рисунков для гравёров. Д. Ровинский в своём «Подробном словаре русских граверов» указывает на два офорта, исполненных им самим.
Ещё в 1547 г., после опустошительного пожара в Москве, царь Иван Грозный пригласил в страну более 300 немецких живописцев, скульпторов и ремесленников. Правда, по приказу германского императора их задержали в Любеке и отправили не в Россию, а в Вену, но большинство из них впоследствии всё же перебрались тайно в Россию. Уже скоро влияние западноевропейской церковной живописи сказалось в русском искусстве. Так, Собор Русской Православной Церкви 1553–1554 гг. санкционировал изображение Иисуса Христа, покрытого херувимскими крыльями, заимствованное из западной живописи.
С годами западное влияние в русской церковной живописи возрастало. Многие ревнители древнего благочестия возмущались новой модой: писать Богородицу с непокрытой головой, Всемилостивого Спаса — с державой в руке, по «латинским и лютеранским образцам». Именно в это время, когда в Москве шла борьба сторонников и противников западного влияния в русской церковной живописи, в 1664 г., Симон Ушаков был переведён в иконописцы Оружейной палаты.
Оружейная палата — школа русской иконописи
В XVII столетии Оружейная палата была крупнейшим художественным центром в Московском государстве. Мастерские, расположенные в Кремле, недалеко от царского дворца, обслуживали потребности церквей, монастырей, царской семьи, боярства, купечества. В них изготавливалось драгоценное оружие, создавались произведения иконописи, хоругви, расписные пасхальные яйца, церковная утварь, оклады на иконы. Изготавливали здесь и целые иконостасы для Православных Церквей Востока, находившихся под турецким игом.
Во главе Оружейной палаты с 1654 г. стоял образованный боярин Богдан Матвеевич Хитрово. Он открыл широкий доступ в палату талантливым художникам, не считаясь с их национальностью и вероисповеданием. Мастеров собирали не только в Москве, но и в Новгороде, Пскове, Владимире, Ярославле, Костроме и других художественных центрах русской земли. В Оружейной рядом с русскими работали и чужеземные, «фряжские» живописцы, искавшие счастья при дворе московского царя. («Фряжский» значит «иноземный»; термин обычно употребляется в связи с живописью второй половины XVII в. Фряжское письмо — древнерусское наименование в иконописной практике условных канонических приёмов изображения в сторону большей внешней правдивости. — Прим. авт.)
Зарубежные мастера обогащали русскую художественную практику своим опытом, приобретённым ранее в родных краях. Мастер «немчин» по имени Ганс Детерсон, грек Апостол Юрьев, голландец Даниил Вухтерс, «мастер перспективного дела» немец Пётр Энгелес… В 1660-х гг. в Оружейной палате служили уже 60 иностранцев. Они принимались сюда после того, как степень их мастерства определял Симон Ушаков.
Иностранцы писали для московских церквей иконы, соответствующие их религиозным представлениям. Русские иконописцы, видевшие эти образцы, в свою очередь, вносили в иконопись мотивы и приёмы, ранее неизвестные на Руси. Таковы, например, сюжеты «Песнь Песней», «Отче наш», «Коронование Богоматери» и много других.
Как ни велико было число противников «фряжских» икон, сторонников было больше. Традиции древнего русского иконописания в ту пору испытывали определённый кризис. Протесты ревнителей древнего благочестия не могли остановить начавшегося движения, которому сочувствовали сам царь Алексей Михайлович и его любимец — начальник Оружейной палаты боярин Б. М. Хитрово. Поручая ему заведование всем иконописным делом на Руси, царь, конечно, знал о том, что тот — сторонник «фряжского дела».
В Оружейной палате установилась творческая атмосфера, между русскими и иностранными мастерами постоянно шёл обмен художественным опытом, и к середине XVII в. в России сложились общие приёмы живописной техники — «единый общерусский художественный стиль с наклонностью к фряжскому письму».
Как ни парадоксально, решительную поддержку новое направление нашло в лице Патриарха Никона, столь горячо восстававшего против «немецких» икон. Патриарх обличал только их «неправославие», которое усматривал исключительно в католических и лютеранских сюжетах и идеях, перенятых русскими иконописцами у западных мастеров. Но он ценил «живописное письмо», и, конечно, ему не меньше, чем царю Алексею Михайловичу и боярину Хитрово, русская иконопись второй половины XVII в. обязана своим расцветом.
Роль всех этих влиятельных лиц сводилась, однако, только к покровительству новому направлению. Надо было появиться иконописцу, наделённому новаторским дарованием, чтобы новым исканиям была обеспечена победа. И этот человек явился в лице знаменитого «царского изографа» Симона Ушакова.
Борьба эстетических воззрений
Роль Симона Ушакова в утверждении стиля московской школы искусства, ставшего общенациональным русским стилем, трудно преувеличить. С 1664 г. вплоть до своей кончины он, обладавший многогранным мастерством, работал в Оружейной палате. Он был художником и ремесленником, чертёжником и рисовальщиком, живописцем и иконописцем.
Для осуществления всех своих замыслов в церковной сфере искусства Ушакову необходимо было не только заручиться поддержкой влиятельных лиц, но и постоянно отстаивать правомерность нового подхода к иконописи. Тут он нашёл соратника в лице своего друга, изографа Иосифа Владимирова. Иосиф защищал Симона от нападок консервативных «знатоков» церковной живописи. В своём трактате на эту тему Иосиф, в частности, восстаёт против отсталых взглядов на церковное искусство, высказанных сербским архидиаконом Иоанном Плешковичем, и берёт под защиту живопись иноземцев: хотя и «маловернии, но обаче многих святых апостол и пророк на листах и на стенах тщательно изображают». Автор рекомендует почитать и принимать в православные храмы достойные произведения иностранцев.
Для русского иконописца XVII в. подобные воззрения были чрезвычайно смелыми, ведь в храмы допускались только иконы, написанные православными мастерами, на работы иностранных художников смотрели как на «еретические».
Симон Ушаков был рад поддержке соратника, протестовавшего против рутинного и ремесленного производства икон в России и выразившего симпатии в пользу лучшего, что было в художественной жизни Запада. Около 1667 г. Ушаков, в свою очередь, в виде косвенного ответа на послание Иосифа Владимирова, опубликовал трактат о живописи под названием: «Слово к люботщателям (любителям. — А. Н.) иконного писания».
Не следует, однако, полагать, что новое направление в иконописи продолжало развиваться без помех. В том же 1667 г. вопрос о новшествах в церковной живописи разбирался на Московском Соборе, и его решением было запрещено изображать Бога Отца в виде Старца (Саваофа) — на том основании, что Его никто никогда не видел. (Это изображение перешло на Русь в XVI в. из западной иконографии.) Но, несмотря на все запреты, западные новшества разными путями внедрялись-таки в русскую церковную живопись.
Истоки «фрязи»: Запад или Восток?
Симон Ушаков одним из первых стал подписывать и датировать свои произведения, иногда сообщая интересные сведения о себе. Лучшие его иконы написаны для московской церкви Грузинской Богоматери в Китай-городе по заказу богатых купцов Никитниковых, для московских и подмосковных монастырей (Троице-Сергиева, Новодевичьего, Донского) и церквей. Его произведения украшали храмы и дворцы Кремля.
Есть сведения, что Симон Ушаков состоял в родстве со святителем Иларионом, митрополитом Суздальским († 1707), причисленным Русской Православной Церковью к лику святых. Приезжая в Москву, митрополит Иларион останавливался в доме Симона. Владыка заботился о церковном благолепии, покровительствовал церковному пению, зодчеству и живописи. В этом ему способствовал даровитый родственник, умевший соединить с благочестивыми преданиями старины то прекрасное, что доходило в его мастерскую с Запада и греческого Востока. Каменная церковь во Флорищевой пустыни также была украшена несколькими иконами, написанными самим Симоном Ушаковым.
Самое раннее датированное произведение Симона Ушакова — икона «Богоматерь Владимирская» (Третьяковская галерея), написанная в 1652 г. Это копия иконы Владимирской Божией Матери XII в., находившейся в Успенском соборе Московского Кремля. Из ранних икон Симона Ушакова наиболее известна икона «Великий Архиерей» (голова Спасителя в архиерейской митре) 1657 г. из церкви Грузинской Богоматери.
К 1658 г. относится другая икона из той же церкви — «Спас Нерукотворный». Внизу иконы надпись: «Писал государев иконописец в лето 7166, Симон Фёдоров Ушаков». Впоследствии Ушаков не раз повторял эту композицию. Живописной разработке ликов он уделял особое внимание. Весьма характерно его пристрастие к теме «Спаса Нерукотворного», где вся художественная задача сводится к писанию лика. Выдвижение на первый план «проблемы лика» неслучайно. Оно знаменовало пробуждение интереса к реальному человеку, говорило о желании изографов индивидуализировать образы религиозной живописи.
Для древнерусской иконописи изображение Нерукотворного Спаса не было традиционным. По преданию, Св. Убрус — полотно, на котором запечатлелся лик Спасителя, в 1204 г. попал к крестоносцам при взятии Константинополя, и корабль, перевозивший его в числе прочих реликвий в Венецию, затонул в Мраморном море. Но впоследствии на Западе появилось мнение, что подлинный Нерукотворный Образ находится в Риме в церкви св. Сильвестра.
Со временем в странах Европы появилось множество копий, прорисей и гравюр этого образа; проникли они и в Россию, где с ними, несомненно, познакомился и Симон Ушаков. Поэтому некоторые исследователи усматривали прямое влияние Запада в его «Нерукотворных Образах», заявляя, что они якобы написаны «на голландский манер» (см. например: Ровинский Д. А. Обозрение иконописи в России по XVII в. СПб., 1903). Другие исследователи справедливо ставили под сомнение это предположение. Где же источник элементов «фрязи», имеющихся в творчестве Симона Ушакова?
Не следует упускать из вида, что при Патриархе Никоне усиливалось не только западное, но и греческое влияние, и это также не могло не отразиться на творчестве Симона Ушакова, близкого, в качестве «царского изографа», к высшим сферам церковной и государственной власти. Греческие иконописцы, в свою очередь, уже давно были подвержены западному влиянию, и, как писал один из отечественных исследователей, В. Н. Нечаев, «как в деле церковной реформы Патриарх Никон, действуя во имя старины, кончил переносом новейших греческих порядков, так и в деле искусства, грозя сожжением “фряжских” икон, запирая против них двери с Запада, он широко открывал окна с греческой стороны, а оттуда приходила в значительной мере та же “фрязь”, и она уже не сжигалась, так как была не сомнительна в своём правоверии». «На Ушакова влияла греческая фрязь, которая веком раньше, с наследственной талантливостью успела усвоить западную помощь для поддержания национального искусства», — писал профессор В. Н. Щепкин. Заметим, что на иконах Нерукотворного Образа Симон Ушаков не делал надписей по-русски, как это практиковали другие изографы, а писал обычно по-гречески: «То агион мандилион». На других иконах Ушакова тоже часто встречаются надписи по-гречески.
Имеются свидетельства того, что Симону Ушакову приходилось часто иметь дело с памятниками греческого искусства. Он списывал привезённую в Россию копию иконы Иверской Божией Матери, его ученики писали Страстную икону Божией Матери, сам он дважды писал икону Божией Матери Киккской — новый для Руси образ, пришедший с острова Кипр и широко распространённый на греческом Востоке. В ряде позднегреческих, и в частности итало-греческих, икон можно встретить черты, характерные для письма Ушакова. Приёмы живописи, чисто «ушаковские» черты некоторых греческих образов ясно показывают, где следует искать прототип «Спасов» Симона Ушакова и его творческого метода.
Пример Нерукотворного Образа показывает, что Симон Ушаков творчески переплавил западное («фряжское») и восточное (греческое) влияние, не выходя при этом из рамок православных традиций. Это было не слепое копирование, а отбор всего интересного и полезного с точки зрения русского художника-иконописца. И прав был академик Н. П. Кондаков, назвавший ушаковскую икону «Спас Нерукотворный» перлом русской иконописи. «Никакие попытки русских художников оживить традиционный лик Спасителя силами и средствами новой живописи не представляют равного успеха, — отмечал он. — В данном случае несомненная живописная красота этого лика является тем более замечательной, чем менее отступлений от собственной иконописи позволил себе наш знаменитый иконописец».
Гравёр и рисовальщик
Как бы то ни было, в иконах Ушакова западное влияние прослеживается лишь в незначительной мере. Так, в «Троице Ветхозаветной», выполненной по заказу греческого купца (Русский музей, Санкт-Петербург), представляет интерес задний план с портиком итальянского типа, изображённым в правильной линейной перспективе. Этот портик взят с картины Паоло Веронезе, которую Ушаков знал по гравюре.
Сам он был известен не только как иконописец, но и как гравёр и рисовальщик, с рисунков которого делали гравюры другие мастера второй половины XVII в. Именно в гравюрах и рисунках Симон Ушаков в полной мере мог использовать то лучшее из западных образцов, что к этому времени было известно мастерам Оружейной палаты. Одним из таких источников вдохновения для русских художников служили тогда иллюстрации-гравюры Амстердамской Библии Пискатора. Наши мастера свободно перерабатывали их в соответствии с отечественными традициями и собственным художественным вкусом.
Первые «латинские и лютеровы образа» появились в Москве ещё в XVI в., вызвав недовольство в консервативно настроенных кругах Церкви и общества. «В XVII в. всё сильнее и сильнее обнаруживалось в русском искусстве влияние западное и западных печатных рисунков; эти куншты (kunst) размножились до того, что и теперь нередко можно встретить какой-нибудь немецкий Травник или голландскую Библию XVI или XVII столетий с русскими подписями времён царя Алексея Михайловича», — писал во второй половине XIX в. известный исследователь Ф. И. Буслаев.
В 1667 г. Ушаков создал свою знаменитую гравюру «Семь смертных грехов». Он изобразил фигуру мужчины-грешника, который осёдлан диаволом и тащит на себе корзины с аллегорическими изображениями семи грехов. Удалось установить, что эта ушаковская гравюра представляет собой свободную творческую переработку иллюстрации из «Духовных упражнений» («Exercitia Spirituala») св. Игнатия Лойолы — книги, известной Ушакову в её нидерландском издании. На гравюре Ушакова опущен пейзаж, всё изображение повёрнуто в другую сторону.
Рисунки и гравюры Симона Ушакова характеризуют его как вполне самостоятельного художника, хорошо знакомого с западными образцами живописи и графики.
«Польская линия»
Западные идеи, озарившие новым, до тех пор неведомым светом скромную мастерскую русского живописца, проникали в Россию в XVII в. через Польшу и Литву. В 1655 г. Ушаков был в Смоленске вместе с известным иконописцем Степаном Резановым. Вскоре после этого, быть может, по протекции Симона, русскому царю «бил челом» польский шляхтич Станислав Лопуцкий, родом из Смоленска, прося определить его в Оружейную палату. Он был зачислен на службу и вместе с другими мастерами под наблюдением Ушакова расписывал религиозными сюжетами знамёна «по камкам и тафтам».
В Оружейной палате был ещё талантливый поляк Василий Познанский, поступивший сюда мальчиком и писавший в западноевропейском стиле. В документах упоминаются и работавшие под руководством Симона Ушакова поляки Киприан Умбрановский, Иван Мировский, Семён Лисицкий, Леонтий Кисляковский, Григорий Одольский.
Нельзя не упомянуть и о совместной деятельности Симона Ушакова и Симеона Полоцкого (1629–1680), известного церковного деятеля, родом из Белоруссии, обогатившего московскую книжность сокровищами знаний, почерпнутыми им из западных источников, в том числе и польских. Симеон Полоцкий завёл в Кремле типографию, где печатал свои книги при участии Симона Ушакова, делавшего рисунки для гравюр на меди. За образцы он тоже часто брал гравюры из польских изданий.
Симон Ушаков скончался в 1686 г., состоя на службе в Оружейной палате. Он много потрудился на благо Русской Православной Церкви, и плоды его трудничества ныне известны всему просвещённому миру.
The post Симон Ушаков: Иконы — «Древо государства Российского» first appeared on Арт-Торги.
Powered by WPeMatico